Сиамские близнецы

Мы не религиозны. Сложно было вписать нас в традиционное православие, христианство в целом. Да и мусульманство, и буддизм не очень подошел нам. Слишком мы не совместимы с ними. Сиамские близнецы вообще мало с чем совместимы, например, с жизнью. Но прожили мы достаточно для такого хилого существа. Твари божьей, если хотите.

Люди часто обращаются к религиозным учениям при осознании скорой смерти. Мы на волоске от смерти с рождения, хотя теперь, на 25-м году жизни, нам пророчат стопроцентную смерть. Не знаем, быть может и так. Это не страшно. Это хорошо.

Люди вайшнавской традиции пытались нас боготворить, но потом успокаивались. Мы медлительны, неаккуратны. Мы не творим чудеса, и с трудом говорим.  Я, Дима, левая часть нас, лучше управляю правой рукой и потому мои мысли не так путаны, как у Мити. Я же начинаю сбиваться, когда говорю. Поэтому я стараюсь чаще молчать. В Интернете я могу общаться с людьми. Я счастлив.

Когда мы будем умирать, произойдет следующее – сперва один из нас навсегда потеряет сознание. Надеюсь, это буду я. Я не хочу смотреть на мертвого Митю. Но если останусь я, то у меня не будет возможности двигаться. И мне будет больно. Я очень не люблю боль.

А что потом? Попадем ли мы на небеса? Переселимся в новых людей, животных, растения?..

 

Одна голова - хорошо, а две - необходимость компромисса 

 

Это было бы сказкой. Стать подсолнечником… Или муравьем… Или одним человеком. Очень плохо быть половиной другого. Не целым. Не самим.

Так случилось, что наша фамилия – Орлов. Мы носим на наших шеях, перекинув цепочку через обе головы, как амулет, металлический российский рубль номиналом 2.  Однако мы политически пассивны. Не ходим голосовать. С этим было бы слишком много мороки.  Тайна голосования – это не про нас.

Впрочем, пенсию по инвалидности нам выплачивают хорошую. И еще иногда зовут сниматься в телешоу – за деньги, конечно. Деньги идут на коммунальные услуги, на еду и на одежду. Одежду нам шьет родная тетя – она швея.

Сказать о нас, что мы едим в две глотки – и соврать, и сказать правду. Мы едим немного. Наш желудок разделен лишь в верхней части. Печень и все остальное – как у обычных людей. Я люблю вкусную еду. Мы стараемся есть одновременно, потому что очень неприятно, когда Митя ест, а я чувствую во рту вкус этой еды, при чем он несколько искажен и… неаппетитен. После еды мы обычно спим – мы спим много для обычного человека. В целом – 12-14 часов в сутки. Но фрагментами. Три раза в день мы едим, и три раза спим. Спим вместе, иначе просто неудобно.

Нам снятся похожие сны. Иногда я забываю начало сна, а Митя – конец, но мы можем в диалоге восстановить целостность сюжета приснившегося. Хотя иногда мы хорошо помним весь сон, но конец сна у нас различается. У брата сон часто заканчивается тем, что что-то разрушается, взрывается и осыпается: наша квартира, дома, города. А мне часто снятся голые девушки. Когда так происходит, мы мастурбируем (чередуя правую и левую руку, так приятней). Жаль, что я не могу познать таинства женской ласки.

Я читал, что была сиамская пара. В смысле, сиамские близнецы-мужчины и сиамские близнецы-девушки, и они были женаты и замужем друг на друге. Мы пытались списываться с американскими сиамскими близняшками-девочками. Но мы совсем плохо знаем английский и, к тому же, им всего двенадцать лет. Так что, хоть мы с Митей всегда вдвоем, мы одиноки. Нам грустно, когда мы обсуждаем это. А можем и не обсуждать вслух, просто синхронно грустить. Наши мысли текут, как и сны, похоже. Но если долго молчать, то они уводят в разные стороны, и тогда нам снова есть что обсуждать. И, конечно, нам часто приходится договариваться, что как кто куда двигает, ставит, хватает, толкает, шагает.

Как бы схоже мы не думали, часто случается, что мы выбираем разное. Мне нравится синий цвет, а Мите – коричневый. Мне больше нравится читать, а ему – смотреть фильмы. Мы это делаем одновременно. Я читаю, а брат смотрит кино. У нас получается разный опыт. А еще, может быть, у меня будет дальнозоркость, а у Мити – близорукость.

Иногда мы спорим, это отбирает много сил и времени. Мы не можем, как одинарные, свободные, люди, просто разойтись и не разговаривать. Нам приходится быть друг с другом постоянно. Поэтому наша жизнь – это компромисс. Когда мы узнали это слово, оно стало для нас ключевым. Хотя был период, когда использование его нам надоело, но затем мы поняли, что это слишком ёмкое понятие, чтобы не пользоваться им в нашей ситуации. И в Интернете подписываемся именно этим ником – compromise2.

А сейчас я прекращаю писать это личное сочинение, оно заняло у нас много времени. Митя еще хочет посмотреть «Достучаться до небес», а потом надо будет покушать и спать. И смотреть сны. Знаю, в этот раз нам будет сниться море.