Скорость и светящиеся огоньки. Вау! Это моя остановка, выпрыгиваю. В фокус попадают лица и объекты. Но всё не то, всё не то. Я снимаю накладные усы и иду на второй этаж. Я умываюсь холодной водой, чтобы взбодриться. Что такое, где я?.. Я за столиком. Громкая музыка, плохое освещение, слева сижу я. Сам же я сижу справа от себя. На мне что-то клетчатое, и я в темных очках. Не то, чтобы в них был какой-нибудь смысл, это часть имиджа. Довольно сносное белое вино и девушка, но музыка мне не нравится. Кроме того, мне не нравится тот, кто слева. Нужно уходить.
Я иду по рельсам. Рельс много, они соединяются и расходятся. Довольно темно, но, кажется, светает.
Я иду навстречу раскрывающемуся бутону заката, у меня за спиной крылья, но мой мозг не умеет ими управлять. Должен поступить нервный импульс, чтобы аминокислоты оболочки клеток мышечной ткани на них раскрылись и пропустили кальций, или что там… Да, кальция в организме совсем мало. Я чувствую, как хрустят под весом головы шейные позвонки.
Навстречу мне поднимается солнце, освещая приближающийся в меня поезд. Он ехидно улыбается мне. Но я не собираюсь отвечать ему вежливой улыбкой. И мой хвост виляет нервно, выдавая мою напряженность. Он уже близко, и машинист видит меня, жмет на тормоза и гудок. Чтобы не утонуть в страхе, который вместе с неизбежностью вдруг начал окунать меня в себя, я злюсь.
Не жалкие бессмысленные годы злят меня. Не люди, которые предали, и не я сам. Меня злит поезд, и немножко рельсы под ним. Я разгоняюсь и бегу навстречу составу, будто я смогу его снести своими силами. И… я так и не научился управлять крыльями.
Метка «современное искусство»
На улицах ноябристо и дымно, но мое личное радио ставит совсем другой трек. Гибким движением высвобождая из плена иллюзий о свободе (или «несвободе», вообще любые мысли на этот счет только сковывают), Скользящая хочет чтобы я признавался всем в любви. Я все время сдерживаюсь. О каждом, кого я случайным образом вспоминаю, мне приятно думать, и с каждым бы я пропустил по рюмашке Жизни. Или хотя бы посидел на лавочке, ну или постоял рядом. Без признаний. Я тот еще кокос, просто так не раскусишь, но, если приложить ко мне ухо, можно услышать майскую симфонию.
Audio clip: Adobe Flash Player (version 9 or above) is required to play this audio clip. Download the latest version here. You also need to have JavaScript enabled in your browser.
Тимихалыч понял по гулкому эху, что писать далее безынтересно, отложил письменные принадлежности и пошел на чердак, смотреть на звезды через телескоп. Телескопа, однако, не было. Зато был настольный хоккей, дюжина новогодних ёлочных шариков и пыльный ковёр.
Это только один Тимихалыч пошел наверх. А второй Тимихалыч распространился в сторону набережной. Ветер закружился в его густых кучерявых волосах, запутался в них и не смог выйти. Борода Тимихалыча встала дыбом, зато глаза загорели молодым огнем первых школьных чувств к Маше Бородиной из 7-А. Тимихалыч прыгнул с разбегу в воду, и хоть он не умел плавать, но ни разу не испугался, а испугался много раз.
Но вот у третьего Тимихалыча не было такой шевелюры, да и бороды у него не росло. Он был лыс, и даже брови его были едва отличимы от кожного покрова лица. Лицо его в данный момент выражало натужную задумчивость – он пытался вспомнить забытое другим человеком.
Стоял яркооранжевый осенний денек. Рядом с деньком сидел Тимихалыч. Напротив сидела дамочка 47-ми лет. У нее была такса. На столе водрузился самовар. Чай не заканчивался. А беседа подошла к концу. Досадно. Некоторые люди содержат внутри себя только одного человека, и Тимихалычу с ними быстро становится скучно.
Вот Тимихалыч номер 45 выходит из ванной комнаты и идет подметать улицы. Он торопится. Торопится он, как же. Улюлюлю!