Спираль Аделойи. Глава 2
Алексей выпил восемь таблеток активированного угля и сидел теперь на диване, подумывая о вреде распития спиртных напитков
Взгляд упал на часы – несколько секунд стрелка стояла на месте, затем, как будто ее кто-то заставил, пошла дальше. Шесть часов ноль минут две секунды… три секунды… пять секунд… шесть…
Алексей прислушался к себе. Он чувствовал, как волнами от сердца прибывает энергия, как с каждой секундой она течет по его артериям. Руки Дугина сделались теплыми, кончики пальцев – горячими. Энергия входит в него с каждым вдохом, как будто воздух содержит ее мегаджоулями. Сердце колотится как бешеное.
Стало очень легко. Алексей рассмеялся.
Быстро одевшись, и прихватив испорченное одеяло – выбросить, он вышел из душной квартиры.
Утро было прохладное и воздушное. Легкий ветерок пощекотал лицо, выходя из подъезда, Алексей улыбнулся. Возле мусорных баков сонно лежала дворняга из соседнего двора, но, учуяв приближающегося Алексея, резко поднялась, потом сразу же прижалась к земле и, семеня облезшими лапами, поспешила исчезнуть с глаз долой.
Алексей жил в этом городе почти полгода, но не знал по какой улице сейчас идет. У него не было какого-либо маршрута, какой-либо цели, он собирался идти на работу, но до двенадцати было еще далеко. Ни голода, ни жажды он не испытывал.
Прошелся по футбольному песчаному полю возле какой-то школы. Увидел турники, подошел к перекладине и подтянулся десять… двадцать!.. тридцать!.. с полсотни раз, без труда подтянулся по двадцать раз на левой и правой руке. Ничего не удивляло, но должно было бы. Он никогда раньше не подтягивался больше четырех раз.
Алексей был доволен собой, ему так и хотелось кому-то сказать «Вот видите! Я так могу! Почему вы удивляетесь? Это справедливо!», но вместо этого рассмеялся непривычно звонким заливистым смехом.
С полчаса блуждал между одинаковых коробок многоэтажек, и выбрел к проспекту – как раз к автобусной остановке. На скамейке сидел бородач в пальто, потягивал сигарету. Алексей решил, что причин беречь здоровье больше нет – получается, что можно пить на ночь вино, а на следующий день подтягиваться за один подход столько, сколько за всю предыдущую жизнь не наберется. Что здоровье вообще не имеет значения, а имеет значение лишь высшая справедливость.
Поэтому он попросил сигаретку у сонного бородача; бородач молча достал пачку сигарет, вытянул оттуда одну, и вместе со спичечным коробком вручил Алексею.
Алексей вернул спички владельцу, и, поблагодарив его, отправился дальше – ждать какой-то автобус он совершенно не собирается.
Пять минут спустя Алексей выбросил окурок; он проходил возле здания – по всем внешним признакам музея; внимание Алексея обратил на себя барельеф кого-то выдающегося в профиль. Пойти что ли?
К небольшому сожалению Дугина, музей был закрыт. Надпись на табличке, висевшей на входной двери немного наперекосяк, гласила: «Музей изобразительных искусств им. Пискурева Эрнста Иосифовича».
Погода установилась чудесная. Объявилось солнце, которое последние недели не показывалось из-за серого облачного неба. Алексей решил забраться на дерево, и на глаза попался высокий тополь.
Раскачиваясь на верхушке тополя, Алексей кричал, не понимая смысла слов, обращаясь к солнцу, небу, городу и домам.
Скоро проснулся аппетит, и Алексей спустился на асфальт. Он был весь мокрый от пота.
В двенадцать он подошел к магазину. «ОБЕДНЕНЫЙ ПЕРЕРЫВ» – как всегда объявлял напечатанный с опечаткой листик.
Дима, как ни в чем ни бывало, стоял за прилавком. Алексей пожал ему руку, тот, обратив внимание на состояние своего коллеги, участливо спросил:
– Случилось что?
– Да нет… ничего… Знаешь, мне снилось, что ты… ну… умер в общем. От сердечного приступа, – закончив фразу, Алексей больше не улыбался, и настроение сразу сломалось.
– Да ты что? – сказал он, распуская свои длинные русые волосы.
– Угу. А потом Нейри Грин, – проговаривая каждый слог имени странного посетителя четко и раздельно, Алексей внимательно наблюдал за реакцией Димы. Тот резко бросил взгляд на Дугина, испуганно, как показалось Алексею, но ничего не сказал. Сын профессора продолжал, – Нейри Грин сказал, что ты не смог преодолеть пропасть. Между мыслью и действием.
– Чего только не присниться, Леш, – он пожал плечами. – Как видишь, я жив.
Алексей пристально посмотрел на своего сутулого знакомого, но тот, как будто ничего этого не замечая, выполнял обычные манипуляции с кассовым аппаратом, который не замедлил выдать выручку за прошедшие сутки.
– Ну, идем обедать, – слишком жизнерадостно, натужно, как показалось Алексею, призвал утренний сменщик, прихватив из витринного холодильника пачку пельменей.
Последняя капля эйфории высохла, и главное, что хотел Алексей – узнать, что происходит. Все, что творилось утром казалось теперь бредом, галлюцинацией. Воспоминание о дереве Алексей определил как часть сна. Стало чуть спокойней, Дугин начал с простого и обыденного:
– Дима, я тебя никогда не спрашивал – ты чего вообще не учишься? Ты ж студенческого возраста? И не дурак. Ты два последних класса заканчивал? – спросил Алексей, ставя на плиту кастрюлю.
– Заканчивал. Я мог бы учиться, я не против учебы, понимаешь, но жить... – тут он запнулся, поправил свои длинные волосы, и продолжил, – жить как-то надо. На одну стипендию не проживешь. Я еще учился кое-как два курса, а потом…
– И ты решил податься в продавцы? – хмыкнул Алексей.
– О, я работал много где и всё было крайне неудачно. Перед этой работой я был трудоустроен в сфере ЖКХ, сам понимаешь, комментарии излишни. Тут еще и поправка к закону о трудоустройстве.… – Дима вздохнул, – и мать у меня умерла…
Ели молча. Алексей быстро справился с обедом, и смотрел, как Дима вяло ковыряет ложкой свою порцию. Он то рассматривал пельмени, то Алексея, то взгляд его становился пустым.
Алексею стало неудобно:
– Дим, послушай, это, конечно, звучит как дешевое утешение, но… Твоя мать теперь в лучшем мире, а ты должен жить дальше. Не впадать ни в коем случае в депрессию.
Сирота оторвал взгляд от стены, и рассеянно посмотрел на Алексея, убрал падающие на глаза волосы и погасшим голосом проговорил без интонации как будто заученную фразу:
– Мир не хороший и не плохой на самом деле. Он такой, каким мы его представляем себе. Меняя представление о нем, мы меняем мир…
Повисла тишина.
Дима отодвинул свою тарелку, и опустил свое лицо в ладони. Алексею показалось, что он плачет, и быстро стал придумывать ободряющие слова. Дима вздохнул, провел ладонями по волосам и перебил дневного сменщика, открывшего уже было рот для успокаивающих слов:
– Молчи. Слушай. Ты прав, смерть не конец, и моя мать сейчас в другом мире. В бесконечности следующих миров одновременно. Или последовательно. Нет, мне не нужны твои утешения. Проблема в другом, как ты не поймешь. Моя смерть неизбежна, как, впрочем, и смерть любого человека. Мы смертны. И знаешь почему? – спросил он и, не дожидаясь реакции Алексея, ответил, – потому что те, у кого уже есть бессмертие, не допустят, чтобы оно досталось кому-нибудь другому. Это, видишь ли, нарушит баланс. По их словам.
Нет, смерть меня не страшит – по тем же соображениям, которые ты хотел мне рассказывать, спасая меня от уныния. Смерть как факт не страшна, все мы рождаемся, и вскоре узнаем, что когда-нибудь умрем. Неизбежность неприятна. Страшит неизвестность – что же там, после смерти? Но поверь, я и этой неизвестности не боюсь. Я вообще уже ничего не боюсь, я без пяти минут мертвец. Мертвое холодное тело. Печаль моя вызвана осознанием бессмысленности этой большой вечной игры.
Мне очень жаль, что я никак не смогу тебе помочь. Мы в похожих условиях. Мы втянуты сюда, в этот уродский магазинчик, с самого нашего рождения. Где нужно продавать свою жизнь за средства к существованию. То есть, - тут он недобро рассмеялся, - за еду. . До рождения наших родителей и родителей наших родителей эта беспощадная лавка уже открылась. Тяжело объяснить… Разрушение и средство для разрушения заложены внутри нас, и пока это так, мы будем работать на эту кассу. Некоторым кажется, что всё хорошо, и уж тем более для адептов системы. Но наступает время, и нас неизбежно касаются тяжелые утраты, боль, и мы желаем уничтожить мир. Это означает только то, что ты, как оказывается, влез в кредит и ты сам будешь выбивать выплату из себя. То есть ты сам себе коллектор.
Сеть магазинов названа «Калима» неслучайно. Кали Ма – индийская богиня разрушения, чумы, смерти… Без разрушения жизнь невозможна, но до чего противно… Ты привязан к этому магазину, и я уже понял, ты получил в распоряжение силу. Что бы ты ни делал, чего бы ни желал, она будет служить только разрушению. А если не будешь — просто умрешь. Думаю, ты скоро увидишь этот трюк в моем исполнении.
Нейри Грин – он ничего, не бойся его. По крайней мере с юмором. Его шуточки меня шокировали поначалу, но затем я… ах ты ж… ать...
Дима сжал зубы и схватился за сердце. Он упал со стула, вздохнул со стоном, посмотрел отчаянно, со страхом Алексею в глаза, зажмурился, дернулся всем телом и застыл.
Эмоции внутри Алексея заглушало ватное безразличие. Никакой жалости, никакого ужаса, только непривычное ощущение в животе, требующее каких-то действий.
После звонка в милицию и управляющему оставалось ждать, он вышел из подсобки, встал за прилавком и задумался.
Утренний сменщик говорил, как познавший жизнь старик. Правда, сумасшедший.
Дима говорил, что он, Алексей, привязан к этому магазину. Но это же глупо. Если захочет, уйдет, куда пожелает. Переедет в столицу, станет… боксером, например, столько силы, пятьдесят, нет, девяносто подтягиваний все-таки…Он силен и свободен!
Так думал он, чувствуя, что есть какой-то подвох.
В дверь постучали. Это был Нейри Грин.
Грин открыл запертую изнутри на замок дверь, и, снимая котелок, вошел.
– Бонжур, мсье. Не правда ли хороша погодка?
Алексей кивнул.
– Ну так пойдемте прогуляемся и насладимся ею.
Дугин молча прошел мимо Грина, и резко остановился возле выхода:
– А как же милиция?
– А, не волнуйтесь, голубчик, все схвачено. Как говорится, ин оптима форма. Вас не тронет ни милиция, ни армия, ни КГБ с ЦРУ вместе взятые. Идемте, идемте, что ж Вы стоите?
Алексей сделал маленький шажок, носок его левой кроссовки едва пересек линию входной двери, и тотчас желудок пронзила сумасшедшая боль. Дугин вскрикнул и отошел на шаг назад, с испугом воззрился на Нейри.
Грин, хлопая котелком об руку, понимающе и, как показалось Алексею, разочарованно сказал:
– Жаль, я возлагал на Вас большие надежды. Как и на каждого из Вас, – он подошел вплотную, и Алексей почти физически ощутил давление карих, почти черных, глаз. И все же взгляд этот ему удалось выдержать, – Видите ли, сейчас Ваша смена, и Вы не можете покинуть магазин. Но ничего, – он взял Алексея под руку, – сегодня я Вам помогу, и мы сбежим!
Он хихикнул, и «беглецы» покинули помещение магазина сети «Калима».
Нейри выпустил локоть Алексея. Легкая дрожь пробежала от кончиков пальцев по всему телу, но боли не последовало.
Погода не ухудшалась, напротив, стала еще лучше.
По улице шла красивая брюнетка, не шла – порхала, словно бабочка, не обращая и малейшего внимания на прохожих, не обращая внимания на Алексея и его странного знакомого.
Нейри прочистил горло и низким грубоватым голосом, какого Дугин от него никак не ожидал, обратился к девушке:
– М-м-м… Милашка! Какие у тебя планы на вечер, детка?
Девушка явно не привыкла к такому хамству, даже остановилась на пару секунд, но потом оправилась:
– Отвали, придурок.
Грин посмеялся низким утробным смехом, и уже своим обычным голосом обратился к Алексею:
– Еще не знает, что эту ночь проведет со мной, – он продолжал глядеть вслед девушке, теребя между большим и указательным пальцами кончик правого уса.
Такое обращение к девушкам у Алексея всегда вызывало протест, и, интуитивно догадываясь, что господин в котелке скорее всего исполнит свое предсказание, он не столь твердо, как намеревался, произнес:
– Послушайте, Вы же делаете это против ее воли. А… Дима хорошо отзывался о Вас, – Дугин не нашел другой аргументации.
– Как это против ее воли? Да Вы что?! Если бы я делал это против ее воли, я предпочел бы заниматься любовью со свиньей. А так – нет. Все происходит спонтэ-суэ, синэ легэ. И не забивайте голову, мой дорогой разрушитель, эта барышня все равно скоро умрет. Раньше, чем у нее родится от меня ребенок, ее съест рак.
Девушка скрылась за поворотом, и Грин повернулся к Дугину:
– Но что же мы стоим? Вперед, в путь!
С этими словами он достал из кармана непонятно как уместившийся там клубок черных ниток и бросил его перед собой. Клубок покатился по дороге, а Грин, держащий нить, пошел следом.